Читать книгу "И оживут слова. Часть III - Наталья Способина"

— А Добруш это?..

— Добруш — это… — эхом повторила Добронега и, стянув с себя платье, начала переодеваться в сухое. Я отвела взгляд, с досадой отмечая, что она снова тянет время.

— …Это мальчонка, из местных…

Мое сердце заколотилось с такой силой, что я всерьез испугалась панической атаки. Я сглотнула, стараясь успокоиться и малодушно подумала об отваре. Прямо сейчас я бы не отказалась его выпить и проспать сутки.

— Нашли? — сипло спросила я.

Добронега посмотрела на меня внимательно, точно что-то для себя решая, а потом мотнула головой.

— Полежу я. Продрогла, — негромко проговорила она.

— Я могу помочь? — так же тихо спросила я.

Добронега снова покачала головой.

— Ты поспи. День сегодня долгий будет.

Я послушно задула лампу и забралась под не успевшее просохнуть одеяло, мысленно повторяя как мантру: «Это все сон. Это не по-настоящему». Зажмурившись, я натянула на голову одеяло, мечтая о чуде и стараясь не думать о судьбе малыша, который не вернулся домой прошлым вечером.

До утра я так и не сомкнула глаз, боясь, что стоит мне задремать, как я увижу продолжение истории с привязанным ребенком. Я предпочитала малодушно думать, что все закончилось хорошо и тот самый Добруш — это какой-то другой мальчик.

Утро развеяло мои иллюзии. Девочка, принесшая нам с Добронегой завтрак, шмыгала покрасневшим носом и то и дело утирала глаза рукавом. Добронега молчала и зябко куталась в шаль, и я даже всерьез начала волноваться, не заболела ли она после ночных поисков. Однако мать Радима рассеянно отмахнулась от моего вопроса о здоровье. Было видно, что мысли ее далеко.

После завтрака Добронега велела мне не ходить со двора и сказала, что ей надо проведать Злату. По ее словам, той стало намного лучше, но «ходить к ней все равно пока не след». Все это только укрепило меня в мысли, что Злату от меня прячут. Нужно будет хотя бы у Миролюба выяснить, в чем дело. Мысль о Миролюбе отозвалась волной тревоги. Жив ли он после встречи с Алваром, и как узнать, все ли в порядке с ним самим? Я вздохнула и в сотый раз пожалела, что я не в Свири. Там у меня хотя бы была какая-никакая, но свобода. Здесь же мне приходилось сидеть запертой в чужом доме и ждать разрешения выйти на улицу. Впрочем, на улицу я вряд ли бы пошла — за окном до сих пор лило как из ведра. А потом мне в голову пришла мысль, что меня ведь никто не запирал в комнате. Добронега просила не ходить со двора. Это означало: не выходить за ворота. А в доме и во дворе я вполне могу перемещаться. В конце концов я рассудила, что если забреду куда-то не туда, мне на это укажут. С этими мыслями я вышла из отведенных нам покоев.

Через несколько минут я поняла, что заблудилась, потому что в княжеском доме вправду было много всяческих переходов и коридорчиков. Шум дождя, настойчиво лившего за окном, заглушал звуки дома, поэтому я не сразу услышала раздающийся откуда-то горький плач. Я пошла на звук и за одним из поворотов уперлась в низенькую дверь. Рыдания раздавались как раз из-за нее. Я толкнула дверь и, пригнувшись, заглянула в небольшую, тускло освещенную единственным фонарем комнатку. Окон здесь не было, а вдоль стен от пола до потолка громоздились полки, уставленные всякой снедью. Остро пахло специями и копченым мясом. Вопрос о том, могу ли я помочь, застыл на губах, потому что перед горько плачущей женщиной, сидевшей на низенькой скамейке, устроился на корточках Миролюб. Он что-то негромко говорил, поглаживая ее по плечу.

Я сделала шаг назад, половица под ногой скрипнула. Миролюб оглянулся, женщина же даже не шевельнулась, продолжая говорить: «Кому он мог помешать? Ну кому? Да никому не мог! Он же солнышко сущее!».

При виде меня Миролюб встал, а женщина, почувствовав его движение, отняла руки от заплаканного лица и посмотрела на меня снизу вверх.

— Простите, — пробормотала я, пятясь в коридорчик.

Женщина вскочила со скамьи, ее рот некрасиво скривился, но Миролюб тут же сжал ее плечо и усадил обратно.

— Не смей! — коротко бросил он.

И та закрыла рот, так ничего и не сказав, однако во взгляде прищуренных глаз полыхнула такая ненависть, что я попятилась еще дальше и захлопнула дверь, вздрогнув всем телом от звука.

Я понимала, что подсмотрела нечто, не предназначавшееся для моих глаз. Вероятно, мне все же лучше запереться в комнате и не выходить до самого отъезда.

Я почти бегом бросилась по узкому коридору и вдруг оказалась в комнате, где мы ужинали после приезда сюда. Значит, рядом был выход на улицу. Я прошла через комнату с печью и действительно оказалась в просторных сенях. Толкнув дверь на улицу, я вышла на крыльцо и, поежившись от холода, обхватила себя за плечи.

Земля во дворе превратилась в месиво, словно ночью здесь гарцевал отряд всадников. Впрочем, оживление во дворе наблюдалось и сейчас. Лошадей здесь, конечно, не было, но вот воинов — предостаточно. Они теснились под навесом справа от ворот и переговаривались между собой. Надвинутые по самые глаза капюшоны не позволяли опознать в одноликой массе хоть кого-то. Моего плеча что-то коснулось, и я подскочила, резко обернувшись. Миролюб придерживал тяжелый плащ, пытаясь накинуть его на меня.

— Перехвати, — коротко сказал он.

Я послушно подхватила плащ и накинула его на плечи. Плащ был сухим, тяжелым и пах Миролюбом: кожей и металлом.

— Это Улада, — без предисловий начал Миролюб, качнув головой на движение кого-то из воинов. Тот послушно замер на полпути к крыльцу и, оглянувшись на товарищей, вернулся в группу. — Ее сын пропал.

— Как? — я повернулась к Миролюбу, вглядываясь в его лицо.

Он выглядел так, будто не ложился сегодня. Я только тут заметила, что у него мокрые волосы, а плащ на плечах точно так же потяжелел от воды, как и у воинов под навесом. Я коснулась завязки на шее, которую успела затянуть, и прямо спросила:

— Ты отдал мне плащ, в который должен был переодеться сам?

Миролюб несколько секунд смотрел на меня изучающе, а потом покачал головой:

— Неважно это. Ты сейчас пойдешь в дом, а я возьму сухой плащ и пойду с воинами.

— Искать?

Он кивнул. А я вновь подумала, какой же он невероятный. Как же он заботится обо всех своих людях! Ну кто ему этот ребенок?

Миролюб вдруг резко обернулся, и за его плечом я увидела ту самую Уладу — мать пропавшего мальчика.

— В дом иди! — коротко приказал Миролюб, и женщина, бросив на меня быстрый взгляд, послушно вернулась в сени.

Уходя, она задержала ладонь на дверном косяке, и я застыла, озаренная узнаванием. Я уже видела этот браслет на девушке из своего сна. Княжич улыбался ей, и ей это нравилось. Этот мальчик… сын Миролюба? Тогда понятно, почему она смотрит на меня с ненавистью. Ведь я — та, кто займет законное место рядом с княжичем и чьи дети навсегда заберут у ее сына право считаться наследником.